Алексей Быков - Тень [СИ]
Торопыжка откинулся на стуле. Его серые глаза спокойно изучают соперника.
– Переверни, говорю!
– Сам переверни, малыш.
Гровер привстал и нарочито медленно, двумя пальцами, чтобы все видели, что он не передернет карту, взялся за уголок.
По кругу прокатились напряженные шепотки. Каждый нервно отметился коронным:
– Ну? Чего ждешь?… Эк его…
– Переворачивай, батон тебе в уши, – приказал босс. Тэра сжала кулаки наудачу и слилась изумрудным взглядом с картой. У нее не передернет. В горле нарастал звериный рык.
Гровер медленно перевернул, и пропахшее потом марево чеснока взорвалось от дикого дружного:
– Да!!!
Жизнь вскипела фонтаном. Они вместе праздновали победу. Пиная стулья и старые бочки, качали на руках Торопыжку. Целовали Тэру, а девушка вместо привычных огрызаний вытирала счастливую слезу и широко улыбалась. Босс ликовал. Торопыжка же хохотал, взлетая к лампам – сегодня они его звезды, сегодня он их кумир. И после очередного взлета кумир грохнулся на стопки монет под жуткий лязг. Воздух сотрясся, в ушах запищало. Программист охнул и сполз со стола.
– Шт-что это было? – Он постучал по голове, пытаясь восстановить слух.
– Убью гадёныша! – Бульдог рванул рубашку, избавляясь от тугого воротника. – Ну, чё встали? Гаденыш опять рухнул! – Кладовщики бросили всё и припустили на скрип. Тэра двинулась следом.
– А ну стоять, тварь кудластая!
Девушка замерла. Развернулась и наткнулась на взбешенного босса. Кулаки сами собой сжались – сколько можно?
– Я предупреждал… Предупреждал?!
– Что?… Уволишь? – Изумруды глаз смотрели с вызовом. Пунцовый от гнева Бульдог начал брызгать слюной:
– Я тебя предупреждал?! Ни одного рабочего погрузчика!!!
– Мёртв-ёртв-ёртв! – разнесся вопль старика. – Босс, Ремень мёртв-ёртв!
– Убью-у-у, стерва! – Бульдог ринулся к ней.
Тэра вскипела. Гад сам виноват и всё пытается спихнуть на неё. Маленький кулак свистнул, порождая черную молнию комбинезона, и Торопыжка брезгливо отскочил от треснувшего под боссом стола. Монеты со звоном прыснули в стороны.
– Ты-ы-ы! – Нос Бульдога превратился в кровавое месиво. – Тны-ы-ы!
Пантера выпрямилась. Сверкающий взгляд. Сжимающиеся кулаки.
– Ты-ы-ы! – стол скрипнул под тяжестью босса и Бульдог рванул вперед, чтобы вновь отлететь.
Тэра снова выпрямилась и потерла кулак. Тихую ругань вокруг погрузчика перекрыло спокойное:
– Я увольняюсь.
Торопыжка посмотрел на пускающего из носа кровавые пузыри босса, гордо стоящую над ним девушку и та нервно встретила спокойный взгляд серых глаз. Программист тихо сказал:
– Знаешь, порой мне кажется, что ты здесь единственный настоящий мужик.
Между повеситься и застрелиться
Тэра влетела в жилой сектор, гордо миновала пустую столовую и приложила палец к двери каюты. Вокруг расплылось синее пятно. Дверь пошла рябью и от пальца растянулась овальная дыра.
– Свет. – Обшарпанная комната тускло окрасилась ненавистным цыпляче-жёлтым. Сдерживая дрожь в голосе, девушка шагнула внутрь крохотной комнаты и дыра за спиной сомкнулась.
Тэру трясло.
Трясло от злости.
– Чёрт! – содрала с запястья сервисный компьютер, швырнула в стену.
Трясло от досады.
Трясло от всей этой грёбанной безысходности.
– Чёрт!
Она осмотрелась. Ни узкая кровать, ни кресло не подходили для мести.
– Чёрт-чёрт-чёрт. – под рукой оказался кубик стереопроектора. Рывок. И кубик свистнул к стене. С яростным хрустом осколки брызнули в стороны. К маленькому терминалу, к обиженно взвывшему зеркалу.
– Зара-аза-а-а-а. – на ресницах сверкнула первая слеза. – Ну как же та-а-ак?
Сдавленный вопль не относился ни к проектору, ни к разбрасывающим по каюте цыпляче-жёлтые зайчики осколкам зеркала. Просто на душе скопился отвратительный комок чувств, мерзости и подлости последних семи месяцев. Она села на кровать, нашарила трясущейся от накативших эмоций рукой подушку и прижала. Слезы катились к подбородку. Подрагивали на его остром кончике и срывались на белую ткань. Тэра чувствовала свою вину: не нужно было пускать Ремня наверх. Не нужно. Ей хотелось завыть и опухающее от слез лицо уткнулось в подушку в который раз за последний месяц. Через сдавленный вой прорвалось всхлипывающее: как же?… Тело в черном комбинезоне содрогалось. Минуту ли, две, час она проливала слезы? Ей было без разницы. Просто хотелось выть на всю эту чёрствую галактику. Закинуть всю эту планету в…
Всхлипывания прервал тихий стук.
– Тэра?
Похоже, принесло Торопыжку, но видеть его не хотелось. Никого не хотелось. Девушка хотела прижаться к тому, кто поймет. Обнимет, защитит.
– Тэ?
Но чтобы единственный, кого она хотя бы с натяжкой назвала другом, увидел ее такой? Не грозной Пантерой… Заплаканной…
– Тэ, ты здесь?
– Уйди… Оставь меня. – за дверью помедлили. – Уйди. – звуки шагов медленно побрели вдоль коридора, а Тэра снова ткнулась в подушку. Погрузилась в себя. Минута, другая… Тишина принесла в душу опустошение. Мысли ушли. Чувства выли на задворках… И вдруг кто-то коснулся плеча.
– Тэра.
Её подбросило. Никто! Никто не мог войти в эту каюту кроме неё. Сердце прыгнуло. С визгом девушка отлетела прочь от неизвестной опасности. Замерла, прикрываясь подушкой.
– Это я.
Огромные от ужаса заплаканные изумруды высунулись из-за перепачканной масляными полосами подушки. Рядом с кроватью стоял Торопыжка. У рубашки под сиреневым пиджаком ворот-стойка расстегнут. Серые глаза невозмутимо смотрят на девушку.
– Ш… Что ты тут делаешь?!
– Я подумал, тебе не стоит оставаться одной.
– Ты подумал…
– Да. – его серые глаза были печальны. – Можно? – неуверенно ткнул на кровать.
– Ты подумал… Как ты сюда попал?!
Программист сел. Расстегнул пиджак и замер. Взгляд рассеянно блуждает по каюте.
– Я же администрирую всю систему. Забыла?
– И? – прикрываться подушкой уже не хотелось.
– Могу попасть куда захочу.
– Вот чёрт. – плечи в черном комбинезоне поникли. Измазанная подушка упала на холодный пол. Девушка всхлипнула, видя, что обычно веселый программист тоже не в себе. – Как же это, Торопыжечка?… Как… Как же так?…
Этот вопрос не давал покоя. Она присела рядом. Черные кудри скользнули на сиреневое плечо. Слипшиеся от слёз ресницы блеснули цепляче-желтым.
– Я уволилась.
– Видел… Босс до сих пор не расстаётся с подписью.
– А Ремень… Ремень, Торопыжка…
– Жив.
Тэра замерла.
– Что?
– Жив он.
Девушка вцепилась в мягкие лацканы пиджака. Дернула.
– Что ты сказал? Жив?
Торопыжка всмотрелся в напряженно-просящее заплаканное лицо. Нашел молящие глаза. Кивнул.
– Да жив, жив.
На взрыв эмоций сил уже не осталось. Тэра выдохнула и прижалась к груди друга. По щекам катились слезы радости, а он продолжал, под всхлипывания поглаживая черную гриву:
– В коме он. Мальчики перетащили в медицинский модуль. Две недели пролежит, везунчик. Бульдог рвет и мечет.
– Чёрт с ним.
– Как сказать. Он же пожадничал и модуль один, так что шнобель свой подправит не скоро.
– Чтоб он сломался. Так пусть… ходит, плешивый урод… Ему… Ему пойдет. – она снова прижималась к груди друга. Он гладил черные кудри. Она всхлипывала, – завтра… заставлю прописать увольнительную в… в системе.
– Уже.
Тэра отстранилась:
– Так быстро? – попыталась вытереть рукавом распухшее лицо.
– Сказал, деваться тебе отсюда некуда. Сама приползешь на коленях.
Заплаканные изумруды сверкнули яростью:
– Ни за что.
– Он что-то там про кредит плел.
Но Тэра уже не слушала. Она, не отрываясь, смотрела на сиреневую ткань пижонского пиджака. Торопыжка не выдержал:
– Что?
Девушка осторожно провела по дорогущей ткани.
– Эй, ты чего подруга?
– Прости, Торопуньчик.
Программист покосился на измазанные остатками масла лацканы, скривился:
– Чем только не пожертвуешь для хорошего человека. – встал и подхватил пискнувшую девушку на руки. – Давай-ка в душ. – Пять шагов в начало комнаты, тычок кнопке и прозрачная дверь душевой кабинки скользнула в сторону. – Вперед.
Он отвернулся. Под звук скользящей молнии продолжил:
– Куда ты теперь?
– Не знаю. – За спиной стукнули об пол ботинки. Комбинезон прошелестел вниз и метнулся к ногам программиста.
– А что за кредит?
– Образовательный. – Под стук двери полилась вода.
Торопыжка возмущенно обернулся. Залюбовался точеной фигуркой, подчеркнутой стекающей пеной.
– Эй-эй.
– Образовательный. Это ж грабеж.
Палец в пене показал: отвернись – и мужчина кивнул. Не двинулся.
– Давай-давай, отворачивайся.
– Дорогуша, я тебя умоляю. – он отвернулся. Неторопливо побрел к креслу напротив. – И сколько еще?
– Три, тьфу, – пена лезла в рот, – три года.
